очи

Любовь не ведает ни расстояний, ни преград
Любовь и ночь живут чутьем слепого
И вот уж мчатся духи, неся слово
По трубам цвета серебра в соседний град

В когтях сжимая свитки цвета кожи
Исписанные длинной вереницей тяжких слов
Рожденных ночью, проведенною без снов,
И знанием – другой не спится тоже

Но руки, что плетут узоры судеб
Подвержены болезненной причуде

Нож нищего найдет в ночи возлюбленного сердце,
А сердце девы остановит яд случайный,
Врагом отцу ее подсыпанный в отчаяньи,
- Лишился дочери и друга старый герцог

Однако же любовь, хотя она слепа,
Без глаз найдёт, какими ей путями
Дойти до нас и властвовать над нами.

II. Secrecy' Veils

А духи все несут, в когтях сжимая,
Огонь любви и обещанья рая
Как быть сему дано? Известно, что истаял
Костер ее любви под каменной плитой

Известно, что рука его отныне
К перу не прикоснется – но постой
Благим намереньем сберечь любовь-святыню
Полна душа подруги девы той

«Я не позволю сердцу дивному разбиться
И источить себя в дробиле горя
Я буду лгать, подругою должна я притвориться!»
И письма вновь летят, по хитрой воле.

«Я не позволю сердцу дивному разбиться!»
Возлюбленного друг себе клянется.
«Я буду лгать, но мне потом зачтется,
Что благо друга счел я честности важнее.

Однако время маску надевать.
Ну, вот и всё, и на лице личина.
Теперь пусть мне что знают говорят:
я ряженый, пусть маска и краснеет».

И вот один себя другим уж представляет,
Другая отзывается, под маскою иной,
И зреет в них, волною подымаясь,
На пепле старой – новая любовь.

Любовь слепая, ведь им видеть не дано,
Любовь глухая, ведь они не слышат,
Очей прекрасных, нежных голосов,
Питаясь ложью, и бессильем дышат.

Безлунной ночью он спешит в чертог пророка,
(Оракул слышит шелест ее платья)
Звучит вопрос из разных уст один и тот же:
«Как встретить мне любовь живую, хочу знать я».

Вуалью тайны вновь оракул обернется
И даст ответ один и тот же дважды
«Навеки утолишь ты эту жажду,
На западе увидев восход солнца».

III. As You Wish

В золотом окне востока
солнце лик свой показало,
и насмешкой, едкой, злою,
ослепляет очи ей
«Боги, что за наказанье,
ложь оплачивать любовью,
Невозможной, недоступной
До конца последних дней!»

И в печали многоликой
Вдоль реки она блуждает
И желает, чтобы мука
Навсегда оборвалась…
Утолить водою древней!
Остудить потоком мутным!
Жажду страсти неизбывной
Что в душе ее зажглась.

«Когда в груди терзания и муки
И счастия несбыточного жаль,
Лишь музыки серебряные звуки
Снимают, как рукой, мою печаль.»

Такие строки написала она другу,
Последнее письмо вручая духам,
И в зеркале души собой любуясь,
Примерив на себя утопленниц вуаль

Но находят ее ступни,
Вместо ила, вместо тины,
Корпус странного устройства,
Механизма древних дней

Очищая его грани,
Кнопок ряд она нажала,
Заискрила голограмма,
Силуэт восстал пред ней.

«О, свобода! О, свобода!
Сотни лет провел я в кубе…
Жду веления, хозяйка,
Для могучего вассала!»

Равнодушно она молвит:
«Что ж, исполни мою волю,
Я желаю, чтобы солнце
С длани Запада восстало!»

«Будет так» - раздался скрежет,
И джинн в воздухе истаял,
Рассыпаясь на фрагменты,
Уносясь на Запад с ветром.

IV. King of Kings (Shelley)

Мне странник рассказал: в полуденной пустыне
Я видел - две ноги громадные стоят,
И не найти ни рук, ни туловища ныне.
В песке - кусок лица. Жестокий, властный взгляд.

Свидетельствует рот о дьявольской гордыне.
Так, жар чужой души резцом похитив смело,
Живое в неживом художник воссоздал.
Но прахом стал колосс, распались дух и тело,

А вкруг подножия слова видны в граните:
"Я Озимандия, великий царь царей.
Взгляните на мои деянья и дрожите!"

И что ж! Кругом следы гигантского крушенья,
Бесплодный, выжженный простор нагих степей,
И стелется песок без жизни, без движенья.

V. Court of the Sun

В могучем царстве Запада властитель,
Великодушный, благородный, справедливый,
Смещен с престола кликой приближенных,
Которых как детей своих любил он.

Высоких башен шпили режут небо,
На площадях живые гобелены
Напоминают о деяниях царей,
Что были в древности, и господ новых прославляют.

В застенках царь терзаем палачами,
А клика правит, объявив народу,
С экранов гобеленов омраченных,
Что господин страны отбыть изволил.

Осиротевшая страна живет надеждой,
Что сюзерен вернется в полной силе,
Как будто бы отец огромного семейства,
Вернется - и детей своих обнимет.

А в пыточной свои творятся тайны
Убиты палачи и стража голограммой
И слышит царь над ухом тихий шепот
«Вернись и правь – предателем-народом!

Никто тебя не ждал все это время,
И не искал пропавшего владыку,
Все приняли твоих врагов на троне,
Иди, да будет месть твоя - великой».

И вот выходит он на свет к ревущим толпам
«Вернулся царь! Отец вернулся вновь к нам!»
А ненависть его сильнее солнца слепит,
И губы отдают приказы воинам.

«Хватать! Пытать! Терзать, душить и мучить!»
Улыбка расползается по лику
Изломанному сумасшедшего царя:
Накажет он народ, что принял клику.

«То демон, а не царь наш правит нами!»
Кричат не верящие люди на дыбе,
Лишь подливая топливо в безумной мести пламя
Что джинн-визирь разжег в истерзанном царе.

И вот он отдает приказ собрать народ
На площади перед дворцом огромной
И пальцы его пляшут над колонной
Из кнопок, что суд солнца призовет

«Один огонь другого выжжет жженье,
Любую боль прогнать другая может!»
Так молвил царь с трибуны в поднебесье,
«Безумие со справедливостью похожи».

И пальцы отбивают древний код
И люди облачаются в одежды света
И очищается народ, что оклеветан,
В ревущей пасти Солнца, что на Западе встает.

VI. Violent Ends

Весть о войне несется по сетям.
Войну поют глашатаи с экранов.
И города зализывают раны
И вновь готовятся к пылающим боям.

Поле грядущей битвы встретит дождь
Природа слабодушна и рыдает,
Но разум тверд, и разум побеждает.
И разум жаждет битвы в эту ночь.

И пробуждают сервоприводы доспехов
Те, что писали о любви и рае,
Желая в битве обрести успех,
Любовь под трупами и пеплом погребая.

«Мне легче жизнь от их вражды окончить,
Чем смерть отсрочить без твоей любви.»
В бронестекло забрала смотрят очи,
И мысли двое думают одни.

И вот Ночь битвы! И в бою сошлись
Железные солдаты древних кланов
И меч Его на Ней рисует раны
И под Ее клинком щиты стальные поддались.

Они разят друг друга, смертью одаряя,
И падают друг с другом рядом в грязь,
И взглядом угасающим читают
Доспехи покрывающую вязь:

«Когда в груди терзания и муки
И счастия несбыточного жаль…»
Остатки ее жизни гаснут в звуке,
Что в тишине звенит как трепетный хрусталь.

Он вторит ей, хоть жизнь его испила Ее сталь,
И встреча их – преддверие разлуки:
«…Лишь музыки серебряные звуки
Снимают, как рукой, мою печаль.»

У бурных чувств неистовый конец,
он совпадает с мнимой их победой,
И вот, под звук двоих стихающих сердец,
Взойдя на Западе, их солнце слепит светом.